«Переписка о.Игнатия (Брянчанинова) и адмирала П.С.Нахимова»
Из воспоминаний духовного чада о. Игнатия С.И.Снессоревой:
«У нас война с турками. Ночью просыпаюсь, мне стыдно спать спокойно, когда мои соотечественники, когда русские страдают и терпят все бедствия. Битва при Синопе отозвалась в сердце каждого русского. Я была у батюшки (владыки Игнатия). Между прочим, просила его, нельзя ли послать Нахимову письмо и благословить образом святителя Митрофана Воронежского?
– Почему же святителя Митрофана? – спросил он.
– А потому что на его деньги Петр I положил основание Черноморскому флоту, основав первый флот в Азове (как воронежская уроженка я не могла не знать подвиги нашего угодника).
– Если вы доставите мне исторические факты, то я очень рад исполнить ваше желание.
В Императорской библиотеке (…) переписала всё касающееся до этого события и отправила батюшке. Добрый, милостивый отец владыко, он заказал образ святителя Митрофана и прислал мне прочитать письмо, написанное им к Нахимову. Так коротко и так ясно, тут всё было: и сочувствие, и молитва, и благодарность.
Через несколько времени Нахимов прислал ответ, полный смирения и благодарности: «Не приписывайте мне что-нибудь, а если хотите мне показать сочувствие, помолитесь за упокой души Лазарева, который всё сделал для Черноморского флота». Владыко (тогда еще архимандрит) созвал братию, прочитал им письмо, и все вместе вознесли к Богу молитвы за Михаила.
Прошло много лет. Сестра гостила у меня и попросила как-то прочитать молитвы вслух. «Каких это трёх Павлов ты поминаешь за упокой? – спросила она.
– Павел Э., Павел племянник, а третьего никого нет, это вам показалось.
– Нет, хоть посмотри в записку, ты трёх поминала, я заметила.
Взглянула – да, трёх, я, видно, ошиблась, лишнего записала, надо вычеркнуть. Перо не попалось под руку, так я и забыла.
И вот вижу я сон. Крестный ход, хоругви развеваются, священнослужители поют, народ толпится – смотрю, всё знакомые лица, все друзья, которые уже умерли. Вдруг отделяется от толпы человек, в морской шляпе, сутуловатый, немолодой, лице суровое, и прямо ко мне. Тут же при всех он начинает стыдить и бранить меня.
– Да за что же, – говорю я сквозь слёзы, – я не знаю Вас!
– Не знаю, то-то и есть, что забыла. Так зачем же было обещать, чтобы забыть? Я не просил, но если обещать, так надо и слово держать, а не забывать.
– Но кто вы?
– Павел.
– Нахимов! – закричала я в испуге и проснулась.
Вскоре после этого я ехала в Царское Село с сыном. В вокзале мы увидели молодого моряка на костылях с подвязанной рукой и перевязанным лицом. Он уронил папироску и не мог поднять её. Сын мой подал её ему. Он сел с нами и всю дорогу рассказывал о Севастополе и Нахимове. Сам он служил на корабле «Двенадцать апостолов» и был при Синопе.
Нахимова, по словам его, обожал весь флот, каждый матрос видел в нем отца и готов был с ним в огонь и в воду. Нахимова не любило высшее начальство. А жизнь его была грустная жизнь. Но после битвы при Синопе он узнал сочувствие своего народа; со всех сторон России неслись к нему слова любви и благодарности соотечественников.
Но ни одно письмо не было для него так приятно, как письмо от знаменитого архимандрита Сергиевской пустыни Брянчанинова – вероятно, вы слыхали о нём? Это письмо так глубоко тронуло его, что он тотчас созвал всех офицеров и прочёл им письмо это с глубоким умилением. Образ святителя Митрофана был поставлен в залу на корабле «Двенадцать апостолов», в ту же минуту священник отслужил молебен Воронежскому Чудотворцу, который, как мы узнали из прекрасного письма архимандрита Игнатия, был основателем нашего флота, и все мы, начиная от Нахимова, усердно поклонились Святителю и приложились к его образу.
Нахимов сказал: «Этот образ сохранится здесь, пока будет существовать корабль». Бывало, идёшь мимо, взглянешь на образ и помолишься, и так мы привыкли, что невольно сама рука поднималась, когда, бывало, идёшь и сколько бы раз ни пришлось пройти мимо. Спасибо архимандриту Игнатию, утешил нашего адмирала».
